Маслов М.С., Зубков С.Л. "Военно-морская разведка" (глава из книги "Пёрл-Харбор. Ошибка или провокация".

     Среди военных разведок наибольший опыт и историю имеет военно-морская разведка США. Фактически она была основана в 1880-х гг. в виде Отдела военно-морской разведки (ОНИ) в составе штаба ВМС. Необходимость создания подобной структуры диктовалась начавшейся в конце XIX в. мировой гонкой морских вооружений.   Поддержание «доктрины Монро», да и самой безопасности североамериканских штатов зависело, прежде всего, от мощи и боеспособности флота. Таким образом, задачей ОНИ стал «сбор информации об иностранных флотах в мирное и военное время».
        В течение Первой мировой войны штат Отдела разросся, однако не достиг каких-либо достижений «из ряда вон». Тем не менее для обнаружения и слежения за немецкими подводными лодками была развернута сеть радиопеленгационных станций, работавших на средних частотах. С окончанием войны эту сеть постигла судьба многих военных начинаний — она стала использоваться в качестве вспомогательного навигационного средства, а потом и вовсе была передана береговой охране.
        Тесное сотрудничество с англичанами в годы Первой мировой войны натолкнуло военно-морское министерство на мысль о необходимости развития шифровальной и криптоаналитической работы. Первые практические советы были получены от британской «комнаты 40», которая являлась мировым лидером в области практической дешифровки. Завершение войны привело к сокращению персонала ОНИ, тем не менее Отделу кодов и сигналов Отдела средств связи удалось сформировать резерв кодов и шифров на случай войны. Занимаясь созданием новых кодов для американских ВМС, аналитики отдела пришли к выводу, что ручные методы шифрования отживают свое, а будущее принадлежит шифровальным машинам. С тех пор военно-морское министерство стало спонсировать исследования по созданию электронной шифровальной машины. К 1931 г. было создано несколько подобных аппаратов, которые начали использоваться для кодировки депеш ВМС.
        Двадцатые годы, как и последовавшее десятилетие, вошли в историю США как время расцвета гангстерских группировок, бутлегерства и рэкета. Такие имена, как Аль Капоне, знали даже малыши. Борясь с бандитами, а иногда и идя на прямое сотрудничество с ними, американские спецслужбы понабрались соответствующих методов. Это сейчас для обыска требуется ордер, в те времена цель оправдывала средства, и для получения необходимой информации американские государственные структуры не брезговали и преступлениями. В 1921 г. сборной командой от ФБР, ОНИ и нью-йоркской полиции удалось провести «блестящую» операцию. Сотрудники спецслужб произвели аккуратную «кражу со взломом». Им удалось проникнуть в помещение генерального консульства Японской империи в Нью-Йорке.
         В сейфе военно-морского атташе был обнаружен «Код -1918» японского флота. Постранично он был сфотографирован и аккуратно возложен на место. Через год-два операция была проведена повторно, с целью выявить появившиеся за это время изменения в шифре. Японские дипломаты так и не узнали, что американские разведчики разгуливают по консульству и открывают сейфы почти как у себя дома. Отдел военно-морской разведки ВМС, как соучастник и наиболее заинтересованное лицо, получил копию кода. Для его дешифровки при Отделе средств связи был создан 5-й отдел — Организация по разведке средств связи, названная для маскировки «Исследовательской лабораторией». В официальных документах новая структура получила обозначение ОП-20-Дж.
        Но дальше дело не пошло. Руководство флота с невниманием относилось к дешифровке японского кода, не испытывало энтузиазма. В отделе работало всего 7 человек. Неудивительно, что на обычный перевод «Кода-1918» ушла масса времени. Пять лет трудился отдел, прежде чем шифровальная книга стала доступна любому американцу. Но перевод оказался не самым большим «оврагом » на пути американских разведчиков, куда больше сложностей доставляла японская морзянка. Японское письмо иероглифическое, а не алфавитное, поэтому принятые во всем остальном мире «точки-тире» для японских радистов были просто звуками. «Азбука Морзе », использовавшаяся в Японии, называлась «Ката Кана» и имела вдвое больше знаков и комбинаций, нежели ее европейский прототип.
     Ставили палки в колеса и свои — изоляционисты. При президенте Гувере политика экономии на разведке достигла своего апогея. Так, секретный фонд в «Риггс Банке» в Вашингтоне, использовавшийся для закупки оборудования ОП-20, а также для финансирования операций по проникновению в японское консульство, фотографированию и переводу японских кодов, никогда не превышал суммы в 100 ООО долларов, а в периоде 1927 по 1930 г. Постоянно уменьшался. В 1931 г. начальник ОНИ капитан У. Багглей под давлением администрации был вынужден вернуть в казначейство 65 ООО долларов из этого фонда. Попытки вразумить президента успеха не имели650. Не лучше дела обстояли и с собственным начальством и офицерами. Как и в армии, в ВМС разведка не котировалась, считалась препятствием для карьерного роста. Офицеры любым путем стремились избежать назначения в разведку. Это означало практически конец карьеры. «Предвоенные разведчики, в особенности криптоаналитики, всем флотом воспринимались как в той или иной степени сумасшедшие, и их значимость недооценивалась ». Подобное отношение наносило серьезный удар как по возможностям набора, так и обучения нового персонала, подрывала усилия по повышению эффективности ОНИ. Еще одной крайне серьезной бедой разведки было то, что высшие офицеры флота не воспринимали деятельность разведотдела по-настоящему серьезно.
         В 1923 г. начальник штаба ВМС США (ЦНО) адмирал Э.В.Эберл отдал приказ о перехвате закодированных иностранных посланий. Данное распоряжение и явилось отправной точкой создания сети станций радиослежения и перехвата. Началось систематическое изучение японской системы беспроводных коммуникаций. Первые результаты появились на Филиппинах, начальник радиослужбы Азиатского флота Г. Киддер смог изучить японскую морзянку — «Ката Кана» — и начал перехватывать сообщения. Несколько меньших успехов добились и некоторые другие операторы. Однако операции по перехвату были некоординированными и велись лишь на одном-двух кораблях Азиатского флота операторами самоучками.
         Качество перехваченных донесений, написанных от руки, было чрезвычайно низким. Подчас не получалось разобрать почерк. Поэтому в морском министерстве озаботились созданием специальных пишущих машинок с японской клавиатурой. В 1924 г. работа была завершена и действующие станции перехвата получили новое оборудование. В том же году начальнику Отдела средств связи коммандору Макклину удалось уговорить начальника штаба создать стационарную станцию радиоперехвата. Командующий Азиатским флотом адмирал Т. Вашингтон получил соответствующие распоряжения, и станция начала «слушать» эфир в здании Американского консульства в Шанхае. Ответственность за ее деятельность была возложена на Вашингтона, а станция получила кодовое обозначение «А». При этом в задачи новой организации входило слежение не только за радиообменом японских ВМС и торгового флота, но и за англичанами. Все перехваченные сообщения отправлялись в Вашингтон в ОП-20-Дж, где они подвергались дешифровке, после чего направлялись в отдел разведки ВМС.
          Но здесь возникала новая проблема: во всем военно-морском министерстве было всего один-два опытных переводчика, знавших японский язык. Уже на ранних этапах деятельности ОП-20-Дж поток перехваченных шифрограмм был таким, что имевшиеся переводчики физически не могли справиться с нагрузкой. Ситуация вынуждала сортировать депеши и переводить лишь наиболее ценные, сточки зрения американских ВМС. Отправители и адресаты — вот два основных критерия, по которым отсеивались каблограммы. Переведенные депеши подверглись повторной сортировке с целью отделить те, которые не стоит класть на стол высшему руководству.
        Перед станцией «А» ставилась главная задача — наблюдение за радиообменом японских консульств в Китае. В 1927 г. такую же задачу получили и операторы — самоучки из подразделения Морской пехоты США, расположенного в Пайпинге (Бейюнг), станция получила название «Эйбл» и просуществовала 8 лет. Она была расформирована лишь ввиду японской угрозы городу. Работы по перехвату дипломатического радиообмена были возложены на штаб 4-го полка морской пехоты в Шанхае, которому было передано подразделение опытных радистов ВМС, обученных японской системе шифрования. Это подразделение также получило название «Эйбл».
        В 1926 г. ОНИ завершил перевод «Кода-1918». В него были внесены изменения, добытые старым методом в японском генеральном консульстве. Итоговый вариант шифра получил название «Красная книга» и был передан начальнику Отдела средств связи ВМС (ДНС). Но для организации полноценной сети станций радиоперехвата катастрофически не хватало кадров. Во-первых, по указанным выше причинам офицеры не хотели служить в разведке, во-вторых, обученных людей с достаточным опытом было вообще «раз, два и обчелся». Отдел средств связи и Разведывательный отдел начали долгую и кропотливую работу по устранению данного недостатка. Прежде всего были отобраны несколько наиболее опытных радистов ВМС для того, чтобы обучить их работе с «Ката Кана» и японским телеграфным кодом. Так появилась школа, которая расположилась в специально сконструированном помещении, на чердаке старого здания военно-морского министерства в Вашингтоне. Инструктором стал капитан-лейтенант Киддер — человек, первым разгадавший японскую морзянку.
        Школа открылась в октябре 1928 г. и за 8 месяцев выпустила три группы, 8 выпускников получили назначение на Гуам, где вместе с капитан-лейтенантом радиослужбы ВМС М. Лайоном, который самостоятельно изучил японскую систему передачи данных, составили вторую станцию радиоперехвата «Бэйкер». Наличие в руках военно-морской разведки «Кода-1918» и уже более или менее развернутая сеть станций перехвата позволили Соединенным Штатам проникнуть в святая святых Императорского флота. В 1930 г. станция «Бэйкер» вела наблюдение за радиообменом японских ВМС. Персоналу станции удалось перехватить донесения военных кораблей, которые в тот момент принимали участие в «больших маневрах». В итоге военно-морское министерство получило исчерпывающую информацию о структуре, состоянии и корабельном составе японского флота. Более того, была выяснена стратегическая концепция ВМС Страны восходящего солнца и планы на случай войны. Из мониторинга радиообмена стало ясно, что маневры были прикрытием 100 % мобилизации флота (в море вышли резервные корабли, дополнительный персонал и суда, мобилизованные в торговом флоте). «Когда несколько месяцев спустя японская армия начала вторжение в Маньчжурию, ее тыл был прикрыт военно-морскими силами, превосходящими американский флот мирного времени, и начальник штаба ВМС знал это». А вот военно-морской атташе США в Токио не заметил ничего необычного, меры секретности, предпринятые японцами, просто поражали. Но «большие маневры» стали лишь слабым толчком к развитию системы радионаблюдения за японскими ВМС, несмотря на то, что необходимость в создании такой системы отмечалась рядом высокопоставленных военных, столь обширный проект так и не был завершен к началу войны на Тихом океане.
       Большие надежды возлагались на очередные масштабные учения японского флота в 1933 г. Но в декабре 1930 г. Императорский военно-морской флот Японии отказался от использования «Кода-1918» и сменил шифр. Американцы не смогли добыть копию нового кода, и его расшифровка полностью легла на плечи криптоаналитиков, эта работа заняла последующие пять лет. Впервые для взламывания шифров были применены счетно-аналитические машины фирмы «АйБиЭм». Многочисленные радиоперехваты давали мало информации. Кроме стационарных станций к работе подключили и мобильные подразделения, так, в 1933 г. четверо американских разведчиков под видом метеорологов провели год на судах американских линий, курсировавших между японскими портами. Они занимались радиоразведкой, однако практически безрезультатно.
         Изменение кода стало прямым следствием скандала, разразившегося в США, из-за пресловутой книги Г. Ярдли «Американская черная комната». Обиженный разведчик выложил все «как на духу»: американцы перехватывали и читали радиообмен десятков государств, по его оценке, в 1917— 1929 гг. армейской службой дешифровки было перехвачено не менее 45 ООО иностранных донесений. Естественно, официальные лица американской администрации, армии и флота полностью отрицали написанное Ярдли, тираж его книги был арестован и конфискован. В Японии же работа была переведена и издана большим тиражом. Японцы извлекли уроки. Поднялась волна шпионофобии, искусно разжигавшаяся правительством и военными. Неудивительно, что в скором времени японская разведка начала использовать американские методы — например, проникновение со взломом в помещения иностранного консульства.
        В то же время главнокомандующий Азиатским флотом США адмирал Упхам приказал начальнику радиоразведки своего штаба лейтенанту Джозефу Венгеру собирать и перехватывать всю доступную информацию, касающуюся «больших маневров» 1933 г. Венгер стал получать информацию со станций «Эйбл» и «Бэйкер», а также с нескольких временных точек радиоперехвата. Японский флот вышел на учения, как и предполагалось, и последующие шесть месяцев лейтенант провел, занимаясь анализом перемещений японского флота. В итоге он подготовил детальный отчет на 115 страницах, в котором содержался анализ состава и диспозиции ВМФ Японии, включая позывные отдельных кораблей и соединений. Его отчет был послан в Вашингтон, через три года, уже после того как был расшифрован новый японский военно-морской шифр («Голубая книга»), сообщили, что отчет лейтенанта Венгера верный.
        В отличие от чиновников из Вашингтона адмирал Упхам сразу понял ценность проделанной работы и приказал подчиненным ему службам радиоперехвата и дешифрования сконцентрироваться на слежении за японскими силами, чтобы исключить возможность неожиданного нападения, кроме того, эти службы были переведены под прямое подчинение командующего. 20 июня 1934 г. Упхам направил меморандум начальнику штаба ВМС адмиралу У.Х. Стандли, в котором, в частности, говорилось, что любая атака со стороны Японии «будет проведена без объявления войны или любого другого международного предупреждения», кроме того, он сообщал, что «приготовления будут сопровождаться усилением радиообмена». В качестве однозначного симптома, говорящего о подготовке Японии к крупномасштабной военной операции, Упхам называл масштабное возвращение коммерческого флота Японии в порты метрополии. Таким образом, японцы будут пытаться спасти свой торговый тоннаж, без которого существование империи было невозможно.
        В 1929 г. пятеро выпускников школы радиоперехвата были направлены на Филлипины, где в местечке Олонгапо они организовали станцию радиоперехвата «Каст», которая приступила к активной работе в августе 1932 г. Однако станция несколько раз меняла место дислокации, пока наконец в середине октября 1940 г. не была переведена в Манкей-поинт на о. Коррехидор. К середине 30-х годов необходимость развертывания дееспособной сети радиоперехвата стала очевидна.
        В 1936 г. военно-морское министерство с нетерпением ждало очередных «больших маневров», но они не состоялись. Вместо учений японский флот занялся делом — войной в Китае. Но это уже не было секретом для морского министра и начальника штаба ВМС. Анализ перемещений японского флота давал отличные результаты, кроме того, шифровальщики в ОП-20-Дж взломали «Код-1930» или «Голубую книгу», теперь в Вашингтоне были осведомлены не хуже, чем в Токио.
         Пожалуй, одним из наиболее интересных является перехват донесения об испытаниях линкора «Ногато», который только что в 1936 г. прошел модернизацию. Американцам удалось перехватить и перевести интереснейшее донесение, в соответствии с которым скорость модернизированного линкора составила 26 узлов. Точность информации подтверждалась и данными анализа перемещений. Многие в морском министерстве зашевелились, удивительно, но факт, скорость старенького дредноута поравнялась со скоростью четырех линейных крейсеров класса «Конго». Более того, то была максимальная скорость, которую предполагалось достичь на линкорах класса «Митсу» после модернизации, и минимальная для нового поколения сверхдредноутов типа «Ямато». Ни один американский корабль этого класса не бегал так быстро, американцы вообще предполагали, что после модернизации японские линейные корабли быстрее 23,5 узла ходить не будут. Потребовалось срочно пересмотреть тактико-техническое задание на проект новых линкоров типа «Норт Каролина» и «Вашингтон» (первоначально они проектировались под 24 узла). Было решено, что новые боевые единицы будут развивать скорость не менее 27 узлов.
         Это сейчас, ретроспективно, гонка линейных кораблей кажется глупостью. Всем ведь известно, что эти динозавры моря уступили свое место авианосцам. Но в 1936 г. все выглядело иначе впрочем, как и в 1945 г. Дело в том, что всю войну летчики и моряки с авианосцев с большой радостью приветствовали скоростные линкоры в составе своей эскадры. Не стоит равнять современные авианесущие корабли с ракетами, радарами дальнего обнаружения и всепогодными истребителями-бомбардировщиками с их предками, воевавшими в 1939—1945 гг. Ночью в те времена авианосец становился совершенно беззащитен, техника еще не была настолько совершенна, чтобы поднимать и сажать авиагруппу в темное время суток. Поэтому «Авианосец ночью —легкая жертва для любого тяжелого корабля».
        Столь ценная информация, получаемая посредствам радиоперехватов, естественно, заставляла многих высших офицеров обращать внимание на разведку. Необходимость строительства хорошо защищенной станции перехвата на Филиппинах ощущалась довольно остро, в особенности после начала «китайского инцидента». Адмирал Морель, стремясь предоставить станции «Каст» максимально комфортные условия, начал крестовый поход за выделение средств. Но изоляционизм и антагонизм с армейским начальством, которое было против строительства станции, заставляли его высказываться следующим образом: «Дьявол — мне не нужна санкция Конгресса, чтобы выкопать яму в земле! Но мне нужна санкция прежде, чем я построю любое здание. Если начальник штаба ВМС может мне дать средства на тоннель, я начну его немедленно; и я также найду средства на здания и добьюсь одобрения Конгресса». В конце концов, станция «Каст» заняла специально построенный тоннель в 1940 г. Двумя месяцами позже ей был придан персонал и возложены задачи расформированной станции «Эйбл».
        В 1935 г. на о. Оаху была создана станция «Хайпо». Дешифровальный центр под командованием Дж. Рошфора был расположен в цокольном этаже административного здания в Пёрл-Харборе. Таким образом, теперь не только командующий Азиатским флотом имел свою собственную службу радиоперехвата, но и командующий ВМФ США (Тихоокеанский флот).

«Великолепный механизм»

 К 1941 г. американская сеть радиослежения за Японией и японским флотом была, наверное, самой передовой в мире. Ее деятельность разделялась на три большие группы: первая — перехват и дешифровка дипломатических донесений, вторая — перехват и дешифровка радиообмена японского флота и третья — анализ перемещений императорских ВМС. Достижения были столь потрясающи, что начальник штаба ВМС адмирал Старк назвал эту систему «великолепным механизмом».
        Американцам было чем гордиться: 22 станции радиоперехвата (СРП) денно и нощно следили за эфиром над Тихим океаном (4 станции принадлежали Великобритании и одна — Голландии). Теоретически ни одно японское сообщение не могло пройти мимо. Этот «механизм» включал в себя четыре дешифровальных центра с опытными командами криптологов и аналитиков. Центры поставляли в Вашингтон перехваченные депеши, держа Белый дом в курсе всех намерений японского правительства.
         Мониторинг радиообмена в Азиатско-Тихоокеанском регионе вели 13 станций перехвата, принадлежавших ВМС, и четыре армейских радиоцентра. Однако единого командования не было, СРП ВМС управлялись станцией «ЮС», располагавшейся в здании военно-морского министерства. Наибольший объем в той работе выпадал на долю флота. «Сайл», «Каст» и «Хайпо» были региональными (окружными), контролирующими центрами, сюда стекалась большая часть перехваченной информации. Только в четырех местах производился перевод и декодирование японских депеш: «Каст» и «Хайпо» на Тихом океане, станция «ЮС» и армейская СИС в Вашингтоне. СРП «Сайл» была ограничена в своих возможностях и передавала перехваченные каблограммы в Вашингтон.
        Четыре британские станции, их называли «ВТ», подчинялись Дальневосточному объединенному бюро, расположенному в Сингапуре. Одна из них располагалась в Гонконге, две — на западном побережье Канады и одна — в британской Колумбии.
         Небольшой Азиатский флот США и его командующий адмирал Т. Харт получали необходимую информацию от станции «Каст». Это был полностью оборудованный центр радиоперехвата и дешифровки донесений под командованием лейтенантов Р. Фабиана и Д. Лейтвелера. Персонал станции составляли 75 человек, включая радистов, криптоаналитиков, опытных операторов пеленгаторов и переводчиков. Кроме того, «Каст» был центром обмена дешифрованными данными между американской, английской и голландской сторонами.
          Станция Рошфора «Хайпо» контролировала радиоэфир над центральной частью Тихого океана. Она была крупнейшим центром с персоналом около 140 человек. 32 специалиста обеспечивали работу пяти пеленгаторов и СРП в Дач-Харборе, на Самоа, Мидуэе и еще двух — на Оаху. Ежедневно подчиненные Рошфора перехватывали и анализировали более 1000 каблограмм. «Хайпо» занималась мониторингом исключительно военно-морского радиообмена и дипломатическую переписку не перехватывала, так как последнее входило в обязанности станций «Сайл» и «Каст».
          Общие для американской военной машины проблемы несогласованности крайне негативно влияли на разведку. От отдельных командиров, расположенных рядом армейских и военно-морских СРП зависело их взаимодействие. Самое интересное, что начальство, как правило, не интересовалось вопросами разведки и построить какую бы то ни было кооперацию в этом вопросе не стремилось. Так, если на Филиппинах подчиненные адмиралу Харту радисты станции «Каст» работали в тесном контакте с армейской станцией радиоперехвата «Шесть», то на о. Оаху ситуация была диаметрально противоположной. Складывается ощущение, что Рошфор даже не подозревал о находившейся в нескольких сотнях метров в Форте Шафтер армейской станции «Пять».
          Еще более необъяснимым выглядит этот факт в свете того, что станция «Пять» перехватывала как раз дипломатические донесения, а Рошфор это делать права не имел. Вот только одно «но»: пятая станция не имела «фиолетовой машины» для дешифровки японского дипкода и пересылала все каблограммы прямо в Вашингтон.
          Выше мы уже отмечали, что к 1941 г. американской разведке средств связи удалось взломать несколько японских шифров. Однако данный вопрос требует определенных пояснений. Любой специалист, занимающийся войной на Тихом океане, скажет, что американцы взломали дипломатический код и шифр ВМС — в самом общем приближение это верно, но в действительности проблема носит более комплексный характер. Япония, как в принципе и любая страна мира, имела далеко не один дипломатический код, а Императорский флот использовал несколько шифров, каждый для вполне определенной цели.
          Наиболее известным является так называемый «фиолетовый» код японского министерства иностранных дел. Данный шифр появился зимой 1935—1936 гг., армейские криптоаналитики буквально сразу определили, что он является произведением электронной шифровальной машины. И здесь вновь проявляется вся парадоксальность американской военной машины — в области декодирования дипломатических посланий Японии и военное и военно-морское министерства США находили полное взаимопонимание и охотно шли на сотрудничество. Чем это объяснить? Криптоаналитики из ОП-20-Дж предположили, что новая дипломатическая шифровальная машина может быть модификацией, если не точной копией устройства, при помощи которого кодировал свои донесения японский военно-морской атташе. А эту машину американские моряки «читали». Они передали СИС всю необходимую документацию и известную им информацию по устройству. В конце концов армейским дешифровщикам удалось научиться читать новый код, который получил название «красный». Через несколько лет на смену «красной машине» пришла более сложная «фиолетовая».
          Два года ушло на создание новой машины, но, в конце концов, был создан работающий прототип (кстати, он работал быстрее японского оригинала — сказывалось превосходство в технологиях). Новая кодирующая система поступила в распоряжение обоих министерств командующего Азиатским флотом и была также предоставлена британской разведке. Вот только на о. Оаху никто эту важнейшую машину не послал — еще один парадокс. Но копирование самой шифровальной машины — еще не решение проблемы взлома кода. У «фиолетового» было две особенности: первая заключалась в двухступенчатой системе шифрования. Оригинальный японский иероглифический текст трансформировался в латинские буквы, этим занимался специальный клерк МИД. Далее полученный текст набивался на клавиатуре электронной шифровальной машины. Второй и куда более важной особенностью «фиолетового кода» было то, что каждый день в шифровальном устройстве менялись диски с ключами, расшифровать код можно было лишь в том случае, если на другом конце находится машина с такой же последовательностью ключей. Каждая «фиолетовая машина» имела шесть дисков, на каждом из которых были выгравированы литеры латинского алфавита, в случайной последовательности. Замена дисков и изменение их места в машине происходило каждый день в полночь. В итоге каждый день каждая латинская буква «Е» в тексте заменялась различной комбинацией литер, каждая «Р» — другой и так далее. В итоге получались миллиарды комбинаций — ручными методами дешифровки взломать этот код невозможно.
         Угадать последовательность — вот главная задача, в противном случае машина превращается в бесполезный металлолом. Совместными усилиями армейским и флотским аналитикам удавалось подбирать последовательность дисков на каждый день, в итоге была создана система «предсказанных ключей». Американцы научились прогнозировать последовательности на месяцы вперед — все ключевые перехваты «фиолетовых» шифрограмм для японского посольства в Вашингтоне были сделаны именно с использованием «предсказанных ключей». Именно перехваты «фиолетового кода» называются «магией», и именно они послужили причиной большинства споров вокруг Пёрл-Харбора.
        Есть и одна темная история с «фиолетовыми машинами». Дело в том, что как только военное министерство создало работающий прототип, электронная шифровальная машина стала производиться серийно. Несколько устройств были установлены в военно-морском департаменте (станция «ЮС») в армейском СИС, одна машина была отправлена на Коррехидор станции «Каст», несколько было передано союзникам — голландцам и англичанам. Но самое интересное заключается в том, что станция «Каст» обслуживала хоть и находящийся на передовой, но все-таки «пигмейский» Азиатский флот адмирала Харта, а вот станция «Хайпо», работавшая на весь Тихоокеанский флот, «фиолетовой машины» не получила. Далее вообще начинается мистика: главный радист СРП «Хайпо» сообщает, что ему были направлены инструкции и техническое описание машины, но само оборудование так доставлено и не было. А в американских архивах пропали все документы, касающиеся отправки этих машин.
         Но это был не единственный дипломатический код — он был главным и использовался для переписки МИД и посольств в Германии, США и т.д. Но для консульств с их слабой системой соблюдения секретности «фиолетовая машина» была большой роскошью. Небольшие японские представительства за рубежом использовали для связи с Токио другой код, получивший у американских разведчиков обозначение «Джи». Этот код был секретом для кого угодно, но не для криптографического отдела ВМС, так как он представлял модификацию японского дипломатического шифра, решенного американскими шифровальщиками еще в 20-х гг. Несмотря на то, что японцы в тщетном стремлении запутать противника периодически меняли этот код, американцы с такой же периодичностью вновь его взламывали. Изменения не носили принципиального характера и легко решались. Новые, модифицированные шифры незамедлительно передавались станциям «Каст» и «Хайпо».
          Первое изменение шифра «Джи» произошло в январе, эта модификация, действовавшая по март, получила обозначение «Джи-17». Следующая, апрель — май — «Джи-18», последнее изменение шифра, названное «Джи-19», действовало в течение 6 месяцев, с июня по 3 декабря. И здесь очередной непонятный момент с американской разведкой средств электронной коммуникации. Военно-морская станция СРП «Хайпо», расположенная на Оаху, копию нового дипломатического кода получила, но в соответствии с распоряжениями морского министерства она не перехватывала дипломатическую переписку, не имела права этим заниматься. Команда Рошфора сконцентрировалась исключительно на анализе перемещений и расшифровкой кодов ВМС Японии. А вот то, что совершенно не укладывается в рамки разумного: СРП «Пять» перехватывала японские депеши, зашифрованные кодами «Джи», то была переписка генерального консульства в Гонолулу и МИД Японской империи. Но армейская станция «Пять» не имела «Джи» кодов и соответственно не могла их расшифровать, все японские шифровки уходили в Вашингтон и оттуда уже никогда не возвращались на Оаху. Из этой ситуации получился бы неплохой сюжет для очередной «комедии ошибок», если бы не последствия...
       10 сентября 1941 г. армейская станция в Форте Шафтер перехватила каблограмму из Токио, предназначавшуюся консульству в Гонолулу. Депеша была зашифрована в «Джи-19», повторим еще раз, в нескольких сотнях метрах располагался флотский дешифровальный центр, который мог легко прочесть документ, но станция «Пять» направляет его на большую землю. Его перевод так никогда и не попадет обратно на Оаху. Министр иностранных дел Японии Тоеда отдал следующее распоряжение:

          «С настоящего момента мы желаем иметь ваши доклады, касающиеся кораблей, идущих вдоль следующих линий, настолько точные, насколько это вообще возможно:
          1. Воды (Пёрл-Харбора) должны быть разделены на глаз на пять районов. (Мы не возражаем, если вы будете использовать аббревиатуры в своих донесениях.)
           Район А. Акватория между о. Форт-Айленд и Арсеналом.
           Район Б. Воды, прилегающие к острову с запада и юга от Форд-Айленд. (Этот район находится в противоположной части острова относительно Района А.)
           Район В. Ист Лох.
           Район Г. Мидцл Лох.
           Район Д. Вест Лох и фарватеры внутри бухты.
          2. С особым вниманием к линкорам и авианосцам, мы бы хотели иметь ваши доклады о них на якорных стоянках (это не так важно), у причалов, на буях и в доках. Кратко укажите типы и классы. Если возможно, отметьте факт швартовки двух и более кораблей борт к борту у одного причала».

         Возможно, гражданский человек и не поймет всей значимости данной телеграммы. Но для военного — она очевидна — это план бомбардировки Пёрл-Харбора. Недаром буквально сразу после перевода и дешифровки получил название «Бомбовый план», кстати, его английская версия появилась 24 сентября 1941 г. Разделение главной базы американского флота на районы и просьба следить за кораблями говорили сами за себя. Вот только ни генерал Шорт, ни адмиралы Киммель и Блох, те люди, которым было просто необходимо познакомиться с этим документом, так и не увидели его до 7 декабря 1941 г. Возможно, ознакомься они с ним в сентябре — ноябре 1941 г., и Пёрл-Харбор так и остался бы главной базой флота, а не символом величайшей национальной трагедии США. А для этого надо-то было всего ничего — нормальная координация действий между станциями «Пять» и «Хайпо».
           «Великолепный механизм» покрывал огромным зонтиком весь Тихий океан, американским радиоразведчикам удавалась перехватывать большую часть дипломатической переписки Токио с зарубежными миссиями. Конечно, из всех вышеперечисленных систем дипкодировки наиболее информативной для американцев была «фиолетовая », именно ее использовали японцы для наиболее значимых и секретных посланий. Естественно, в Токио стремились максимально усложнить и этот шифр, так, диски с ключами для переписки Токио—Вашингтон всегда отличались от тех, что использовались для передачи сообщений Токио—Берлин. Тем не менее американцы сумели решить и научиться предсказывать последовательность ключей для всех посольств. Поэтому в Белом доме были в курсе всех самых потаенных движений японской внешней политики.
           Как и в 1920-е годы, американские спецслужбы не гнушались ничем для добывания новых японских кодов. В ход шли проникновение в консульства и посольства, подкуп, вскрытие сейфов на кораблях, проходящих таможенный досмотр. (На жаргоне шифровальщиков все это называлось «прямые методы».) Через расшифровку перехваченных сообщений американцы, как правило, знали, когда и каким именно маршрутом в японские посольства и консульства будут прибывать книги с модификациями шифров или их новыми аналогами. И во что бы то ни стало стремились перехватить курьеров. Так, ВМС перехватили следующее сообщение: «Курьер Фукида будет на борту «Явата Мару», прибывающим в Ваш город 24 апреля 1941 г.». Курьер вез новые коды в Сан-Франциско. Офицеры ВМС, представшие в качестве агентов таможенной службы, поднялись на борт «Явата Мару» в день его прибытия. Далее они вскрыли ящики, в которых хранились шифровальные книги, быстренько все сфотографировали и положили на место, как будто ничего и не произошло, и пропустили груз на территорию США. Теперь японским дипломатам «можно» было пользоваться новыми шифрами. Но этого было мало, американцы умудрились заодно подкупить главного радиста «Явата Мару». Т. Харада продался за 40 ООО долларов, безумные по тем временам деньги, и передал противникам Японской империи код коммерческого флота «Шин». Эта система шифрования должна была вступить в действие в случае начала военных действий. Сколько японских судов было перехвачено американскими субмаринами в результате этой удачной сделки, известно только Богу, но можно с уверенностью предположить, что много.
          Однако самой темной частью истории «великолепного механизма » в 1941 г. является дешифровка военно-морского кода Японии. Точнее, 29 различных шифров, использовавшихся военно-морскими силами Японии для передачи сообщений. Вся эта система называлась «Кайгун Анго». Японский военно-морской код был решен американскими криптоаналитиками в 1936 г., однако в июне 1939 г. ВМС Японии вновь сменили всю систему шифров. Некоторые из новых кодов принципиально отличались от всех ранее использовавшихся японцами кодов.
          Тем не менее к концу 1940 г. пять основных шифров были вновь декодированы военно-морским министерством. Об этом свидетельствует письмо за номером 081420, направленное начальником штаба ВМС командующим Тихоокеанским и Азиатским флотами:

          «Предмет: Криптографическая активность, текущее состояние.
          1. В свете современной сложной международной обстановки, целесообразно ознакомить адресатов с существующей ситуацией и перспективами дешифровки оранжевых криптографических систем...
          2. В течение последних 10 лет разведка в отношении оранжевых была оснащена решенными кодами оранжевых ВМС и в меньшей степени системами пеленгации и анализа передвижений флота. Каждое перемещение оранжевого флота предсказывалось, и огромный поток информации о дипломатической активности оранжевых был доступен...
          3. В настоящее время оранжевый флот использует пять основных криптографических систем, все они дешифрованы, названия:
          A. Флагманский код.
          Шифр, используемый с этим кодом, меняется каждые десять дней. Код и шифры находятся в руках командующего четырнадцатым военно-морским округом и дешифрован настолько, что практически любое перехваченное послание может быть декодировано.
           Б. Код торгового флота.
           Система читабельна на 99 %, но вспомогательная кодировка названий кораблей и географических пунктов пока не установлена. Изменения шифра происходят ежеквартально, следующее в июне 1941 г. ...
           B. Код материальной части.
           Данная система шифрования имеет нерегулярное расписание смены шифра от 10 до 30 дней. Текущая информация не может быть получена путем дешифровки посланий данной системы кодирования, но примерно в течение 6 месяцев мы уверены, что сможем читать донесения данной системы вскоре после перехвата.
            Г. Оперативный код.
            С данным кодом используется шифр, несмотря на то, что метод дешифровки хорошо отработан, процесс является крайне трудоемким и занимает от часа до нескольких дней на дешифровку каждого 
послания.
             Д. Разведывательный код.
             Данная система имеет наименьшее значение, поэтому ею пренебрегли в пользу других шифров... Министерство продолжит работу с этой системой...
            4. Учитывая текущее распространение разведывательной информации, обязанностью служб разведки средств связи является предоставление соответствующим начальникам разведывательной информации и выводов, полученных посредством радиоразведки. Поскольку, очевидно, непрактично главнокомандующему американским флотом быть первой инстанцией при сборе данной информации, и невозможно для него использование расшифрованных оранжевых депеш, ввиду отсутствия в его штабе офицера со знанием японского языка, желательно, чтобы командующий четырнадцатым военно-морским округом и командующий шестнадцатым военно-морским округом время от времени предоставляли полученную разведывательную информацию как главнокомандующему, так и министерству. Это гарантирует, что все оранжевые послания, переданные в военно-морской кодировке, будут переведены сразу после перехвата, чтобы информация носила наиболее оперативный характер, вся деятельность по анализу и дешифровке должна быть подчинена этой цели. В качестве общего правила, все перехваченные декодированные и переведенные оранжевые послания должны храниться в порядке, обратном хронологической последовательности их перехвата.
              5. Необходимо учитывать, что существующая оранжевая система кодов может быть заменена новой сразу после начала войны. Таким образом, разведывательная информация, по существу, может быть недоступна с этого времени и до момента успешной дешифровки. Между тем информация может быть получена из радиоперехватов и радиопеленгации, как это было в течение последнего года».

              Данный документ за подписью адмирала Р. Ингерсола является красноречивым подтверждением того, что новая японская система военно-морских кодов была решена в 1940 г. Но сам по себе документ интересен другим: в соответствии с этим письмом ответственность за сбор разведывательной информации возлагается на командующих военно-морскими округами. Анализ и выбраковку должны были проводить также они (не имея в своем распоряжении развитой службы аналитиков и не являясь профессионалами в разведке), после чего перехваченные донесения доставлялись в Вашингтон и командующим флотами. В принципе система довольно стройная, если забыть тот факт, что каждая СПР имела определенную специализацию, занималась решением одного кода, а всю остальную перехваченную корреспонденцию недешифрованной отправляла на станцию «ЮС» в Вашингтон. Только центр «Каст» имел возможности для полномасштабной работы по дешифровке и переводу японских донесений. Станция «Хайпо» на о. Оаху получила задание дешифровать «флагманский код», шифр, используемый японским высшим командованием. Несмотря на то, что это было сделано, результативность работы была крайне низкая. Этот код очень редко использовался японскими ВМС. В то же время подобное разделение привело к печальным последствиям, «оперативный код», основной для японского флота, расшифровывали «Каст» и «ЮС», таким образом, Рошфор на Оаху попросту не имел возможности «читать » основную массу переговоров японского флота.
          Основными в японской системе военно-морских кодов «Кайгун Анго» были следующие: «флагманский код», использовавшийся для переговоров высшего командного состава флота; пятизначный «оперативный код» или кодовая книга «Д», как ее называли американцы; «код перемещений кораблей» — система, использовавшаяся для оповещения о прибытии и отплытии военных судов японского ВМФ из портов и с якорных стоянок, в американской номенклатуре его называли «СМ»; код «Шин» («С» у американцев) — «код торгового флота» для связи с коммерческими судами.
          Наиболее значимым был «оперативный код», также называемый «ДжН-25». Заслуга по его взлому принадлежит гражданской сотруднице военно-морского министерства Агнесс Дрисколл. Она сформировала команду криптоаналитиков, которые собственно, и расшифровали код. Система шифрования не была электронной, а строилась на довольно устаревших методах (американцы использовали подобную систему во время американо-испанской войны, но впоследствии от нее отказались ввиду ее ненадежности и подверженности дешифровке).
           Любое слово представлялось в виде группы из пяти цифр, что позволяло составить до 45 ООО комбинаций. Существовало два словаря — один алфавитный для кодирования, в котором слова располагались в алфавитном порядке и им присваивалась определенная цифровая группа. Второй, цифровой, для дешифровки, в нем цифровые группы располагались в порядке возрастания, а напротив каждой цифры было написано соответствующее слово. Для того чтобы усложнить код, к каждой цифровой группе прибавляли случайное пятизначное число. Например, депеша состоит из 50 пятизначных цифровых групп, к каждой из этих цифр прибавляют какое-либо число, скажем, 11111. Случайное число периодически менялось, соответственно цифровая группа 23567 в разное время могла выглядеть как 65782,11111,45623 и т.д. Цифры для подстановки были напечатаны в специальной книге, при изменении случайной группы шифровальщик просто брал из книги следующую или переходил на новую страницу. Для того чтобы еще более запутать противника, японские шифровальщики применяли дополнительную хитрость. С полуночи до 12 часов дня случайная группа прибавлялась к основной, а после полудня — вычиталась. Таким образом, даже в течение одного дня базовая пятизначная цифровая группа, означающая слово, имела как минимум два варианта. Японцы считали, что данная система кодировки абсолютно надежна и не поддается взлому. К их несчастью, мадам «Икс» (так называли Дрисколл) думала иначе.
        Как следует из выше цитированного документа, уже в октябре 1940 г. «ДжН-25» полностью читался, но это занимало определенное время. Подтверждается это и рядом других фактов, приведенных в последних исследованиях американских историков-ревизионистов. Интересно, но данный факт, мы имеем в виду письмо № 081420 адмирала Ингерсолла, прошел мимо внимания апологетов официальной версии, хотя данная информация является открытой.
          В соответствии с наиболее распространенной версией, американские криптоаналитики добились определенных успехов в дешифровке «ДжН-25». В период между июнем 1939 г. и декабрем 1941 г. было расшифровано несколько депеш, не содержавших важной информации. Но далее, 1 июля 1941 г., японский флот перешел на очередную модификацию шифра, которая получила название «ДжН-256», что свело усилия американских криптоаналитиков практически к нулю. К декабрю 1941 г. американцы читали не более 10 процентов содержания перехваченных документов. «Нет никаких сомнений в том, что в Вашингтоне должны были получить обрывочные сведения... насколько они были важны, судить трудно...ни один такой документ не был предъявлен или рассмотрен какой-нибудь комиссией... включая расследование конгресса 1946 г.». Но данная версия, в соответствии с которой Соединенные Штаты не взломали «оперативный код» Императорского флота к декабрю 1941 г., разваливается в свете недавно опубликованных фактов и документов.
          В соответствии с недавно рассекреченными документами американских архивов ситуация выглядит иначе. «ДжН-256», или «Анго Шо Д», дополнительная версия 7, как звучит название данного кода по-японски, действовал с 1 июля по 4 декабря 1941 г. За три дня до нападения на Пёрл-Харбор ВМС Японии перешли на «Анго Шо Д», дополнительная версия 8, что фактически означало очередное изменение кода. Одна версия шифра отличалась от другой определенными изменениями в словарях: добавлялись новые слова и цифровые группы, соответственно, общий вид несколько, но не принципиально, менялся. Серьезной ошибкой японских шифровальщиков было то, что изменения словарей не вели за собой изменения дополнительных (случайных) цифровых групп. То есть новый словарь некоторое время действовал со старой дополнительной группой, американские криптографы, таким образом, могли легко вычленить изменения. Короче, расшифровка дополнительных версий была не более чем «детская забава» для команды Дрисколл.
         Команда криптографов станции «ЮС» взломала и «ДжН-25» и его следующую версию «ДжН-256», это подтверждается документами. Первые инструкции по дешифровке пятизначного японского военно-морского кода были разосланы на соответствующие станции перехвата в виде специальной брошюры «Публикации радиоразведки-73» (РИП). Уже в июле 1941 г. на станции радиоперехвата были направлены новые инструкции РИП-80, то есть на взлом «ДжН-256» у Дрисколл ушло менее месяца. Подтверждается это дальнейшим развитием службы радиоразведки США. Как нам уже известно, по официальной версии введение в действие японцами 7 версии пятизначного кода фактически лишило американскую разведку возможности «читать» переговоры японского флота. По той же версии за 5 месяцев американцы этот шифр не решили. 4 декабря японцы активизировали 8 версию кода «ДжН-25», и если следовать официальной версии, то все проделанные работы пошли прахом. Но вот интересный факт: всего через 4 месяца, к апрелю 1942 г., американцы настолько хорошо знали военно-морской шифр Японии, что даже вступили в радиоигру, результат — сражение у о. Мидуэй. То есть за два с лишним года американские дешифровщики не смогли взломать код, при этом его модификации фактически заставляли их начинать все заново, а тут менее четырех месяцев, и код решен. Чудеса, да и только!
            Но мы-то знаем, что чудес не бывает. «ДжН-25» был расшифрован еще в 1940 г., а любая его модификация становилась понятна американцам менее чем за месяц. Отсюда и чудо у острова Мидуэй. Для обеспечения разведывательной информацией командующих на местах группа Дрисколл разослала РИП-73, а затем и РИП-80 на Филиппины, командующему Азиатским флотом и на Гавайи, командующему Тихоокеанским. Но последнему документы были посланы на самой тихоходной посудине ВМС, да еще они пропылились на полках морского министерства, ожидая отправки. Короче, РИП-80 прибыл на Оаху через несколько дней после японской атаки — потрясающая скорость. Теоретически, будь у Рошфора ключи к «ДжН-256», он вполне мог перехватить какое-нибудь важное сообщение, предупреждающее об атаке. Предупредить Киммеля и Блоха — и нет трагедии, а японский флот понес серьезные потери. Возможно, он нашел бы авианосцы.
            Сторонники классической версии, естественно, обвинят нас в том, что мы пишем чушь, поскольку будь у Рошфора шифры или нет, обнаружить флот Нагумо он бы не смог, так как корабли сохраняли строжайшее радиомолчание. По поводу радиомолчания мы поговорим несколько ниже, а вот приказы и депеши из Токио командиру 1-го воздушного флота были, и многочисленные. Так, 16 ноября 1941 г. военно-морская станция радиоперехвата «Эйч», также расположенная на Оаху, но не подчиненная Рошфору, перехватила сообщение, зашифрованное в «ДжН-256». Эта СРП занималась перехватами «оперативного кода» японских ВМС, но ни сил, ни возможностей для дешифровки и перевода каблограмм не имела. Поэтому в соответствии с приказом из министерства она не имела права заниматься их декодированием и переводом и должна была пересылать текст сразу в Вашингтон.
        Текст перехваченного документа гласил: «Пожалуйста, приготовьтесь принять СУДЗУКИ, он был послан 1-му Воздушному флоту по делу, подберите где-то 23 или 24 ноября в Хатукапу-Бей кораблем без опознавательных знаков со второстепенной военно-морской станции». Кажется, комментарии излишни, в этом документе прямым текстом написано, где японские авианосцы. Написано, когда они покинут место сбора (23—24 ноября). Не надо быть провидцем, чтобы понять, что корабли, которые концентрируются в глухом углу на Курильских островах и хранят радиомолчание, готовятся к масштабной операции. Установить, против кого готовится операция, также несложно, вариантов-то всего два: СССР или США — вот только, чтобы напасть на Советский Союз, гонять корабли на Курилы не обязательно и даже глупо... Учитывая то, что «Эйч» и «Хайпо» располагались на Оаху, наше предположение не выглядит глупо. Да, и так называемый «Перехват из Хатукапу-Бей» — далеко не единственная каблограмма, касающаяся японского ударного соединения адмирала Нагумо, перехваченная американскими СРП накануне Пёрл-Харбора.
           Но сколько шифровок и какого содержания было перехвачено «великолепным механизмом», по сути, не так уж и важно. Важно то, что «фиолетовых» перехватов и расшифрованных донесений и приказов японского флота было вполне достаточно, чтобы прийти к выводу о готовящемся ударе по Соединенным Штатам. В этом контексте интересен другой момент: адмиралы Киммель, Блох и генерал Шорт «благодаря» приказам военно-морского министерства фактически оказались отрезанными от последней разведывательной информации. Отсутствие «фиолетовой машины» на Гавайях начальник Отдела средств связи морского министерства контр-адмирал Л. Ноес объяснял так: «Я отлично знал, что «Каст» может расшифровывать дипломатическую корреспонденцию и пересылать ее в Гонолулу ». Адмирал просто не видел причин дублировать усилия. Но станция «Каст» ничего не передавала Киммелю, так как на Коррехидоре были уверены, что главком ВМФ США имеет соответствующее званию оборудование и источники информации.
          У адмирала Киммеля осталось лишь два источника, на которые можно было опираться при принятии решений: газеты и анализ перемещений японского флота, который делал Рошфор на станции «Хайпо».
         В основном таким анализом занималось несколько радистов-энтузиастов без специального образования или достаточного опыта. В конце 1939 г. многие из них были переведены на подобную работу с постов радиоперехвата. Эти специалисты достигли достаточно больших успехов, составив и периодически дополняя таблицы организации и боевое расписание японского флота. Эти данные регулярно входили в отчеты станций радиоперехвата.
         Летом 1941 г. на станции «Каст» подход к проблеме анализа перемещений японского флота изменился, это связано с именем лейтенанта Д. Дениса — офицера радиоразведки Азиатского флота. Ожидая отправки в Вашингтон с Коррехидора, он работал на станции. Денис начал составлять ежедневные отчеты о расположении и дислокации, а также о перемещениях различных японских кораблей и авиагрупп и посылал их командующему Азиатским флотом. Вскоре группа из трех аналитиков вслед за Денисом начала составлять подобные отчеты, отражающие ситуацию на конец дня, а потом и сделала шаг вперед, пытаясь предугадать намерения противника.
          Кроме станции «Каст» к этой работе была привлечена станция «Хайпо». В конце 1941 г. аналитики обеих станций обнаружили и доложили о значительных организационных изменениях в японском флоте.
            Во-первых, все авиационные подразделения наземного базирования подверглись реструктуризации и были переформированы в эскадрильи, сведенные во вновь образованный воздушный флот.
           Во-вторых, изменилась организация Императорского флота, о чем было незамедлительно сообщено в штаб Азиатского флота командующему Тихоокеанским флотом и начальнику штаба ВМС.
В сообщении было отмечено, что ВМС Японии перешли на военное положение. 1 ноября японский флот сменил позывные.
          Однако данные анализа передвижения японского флота со станции «Каст» и других сильно противоречили друг другу. В конце ноября начальник штаба ВМС решил навести относительный порядок в этом вопросе. 24 ноября он настойчиво рекомендовал командующим Азиатским и Тихоокеанским флотами отдавать предпочтение станции 16-го военно-морского округа на Коррехидоре, а отчеты остальных лишь принимать во внимание и пересылать на станцию «Каст» для анализа, то есть теперь Киммелю предложили не верить Рошфору и находящейся под боком «Хайпо». Сведенный на Коррехидоре отчет должен был отправляться ЦНО и командующему Тихоокеанским флотом.
           В начале ноября 1941 г. те же аналитики доложили, что угрожающее число кораблей торгового флота было включено в состав ВМС Японии и что 250 из этих кораблей были отправлены в порты, граничащие с тайваньским проливом, как раз севернее Филиппин. Затем, в конце ноября, анализируя перемещения японского флота, специалисты как в Пёрл-Харборе, так и на Коррехидоре пришли к выводу, что два мощных соединения японских кораблей отправились к Филиппинам с севера и востока. 26 ноября в отчете содержалось предположение, что большие японские силы в составе 73 подводного флота и одного авианосного соединения дислоцируются в непосредственной близости от Маршалловых островов, по всей видимости, для операций в Юго-Восточной Азии. В последующих отчетах содержались сведения о том, что командующий 2-м флотом Японии собирает различные подразделения в крупное соединение, которое, «возможно, будет разделено на две части». Первая часть этого подразделения, предполагали американские аналитики, будет действовать в Южном Китае, а вторая — сосредоточится на мандатных островах. Сообщалось, что во вторую часть соединения входит 3-я эскадра авианосцев («Руйо» и «Мару»). Однако на Коррехидоре совершили одну значительную ошибку, предположив, что авианосцы все еще находятся в водах японских островов. Похожую информацию содержали и доклады аналитиков Пёрл-Харбора. В период с 28 ноября по 5 декабря отчеты о передвижении японского флота по поводу авианосцев говорили: «они все еще в территориальных водах», «3-я эскадра авианосцев в подчинении командующего 2-м флотом», «практически полное отсутствие информации об авианосцах», «перемещений авианосцев не замечено ». Однако уже к 3—4 декабря стало ясно, что авианосцы фактически потеряны, «это был не первый случай, когда штаб Киммеля терял японские корабли». Отсутствие информации об авианосцах говорило лишь о двух альтернативах: либо корабли действительно на приколе в Японии, либо проводится крупная операция, и корабли хранят радиомолчание.
           О подготовке японцев к крупномасштабной операции говорили и другие факты, которые также были известны и командующему Тихоокеанским флотом, и его непосредственным начальникам. 4 ноября на имя командующего Тихоокеанским флотом США было получено сообщение о стягивании японских коммерческих судов в территориальные воды империи, что, если вспомнить меморандум адмирала Упхама от 1934 г., однозначно говорило о подготовке Японии к военным операциям. Однако к ноябрю 1941 г. Упхам уже скончался, а его забытый меморандум пылился в архивах. Так, в отчете аналитиков передвижения японского флота за 28 ноября отмечалось, что японская служба радиоразведки значительно усилила свою активность против США и «добивается определенных успехов ». Кроме того, в полночь 1 декабря японский флот вновь поменял позывные: «.. .факт, что позывные были изменены всего через месяц, говорит о еще одном шаге в подготовке к широкомасштабным операциям». Эта фраза была подчеркнута Киммелем, однако никаких мер для усиления обороноспособности флота ввиду нарастающей японской угрозы им предпринято не было.
         Кроме всего прочего, серьезным фактором, подрывавшим эффективность деятельности разведки на всех уровнях, было невнимание и непонимание, с которым относились высшие офицеры армии и флота к разведчикам. Единого центра сбора и анализа информации не существовало, а ее поток все увеличивался. В течение 1939 — 1941 гг. практически не предпринимались попытки навести хоть какой-то порядок в этом вопросе. Непонимание, ставшее причиной фактической обструкции деятельности Разведывательного отдела ВМС США, прекрасно иллюстрируется событиями весны 1941 г. В апреле начальник Отдела военного планирования штаба ВМС адмирал Тернер решил прибрать к своим рукам и ОНИ. До этого разведчики напрямую подчинялись начальнику штаба. Адмирал обратился к Старку с просьбой снять с разведотдела ответственность за прогнозирование действий противника, то есть превратить отдел в архив или библиотеку секретной информации и не более. Возражения начальника ОНИ капитана А.Кирка не убедили начальника штаба. Тернер же продолжал гнуть свою линию, как-то он даже заявил Старку, что ОНИ «является исключительно накопительным агентством и фактором нестабильности и не должно выдавать информацию, которая может привести к каким-либо операциям флота или флотов где-либо».
         Несмотря на то, что требования Тернера напрямую противоречили уставам, в которых говорилось: «1. Сбор всех видов информации, относящихся к иностранным государствам, в особенности касающихся военно-морских и морских вопросов, с особым вниманием к силе, диспозиции и возможным намерениям иностранных военно-морских сил. 2. Оценивать собранную информацию и распространять с конкретными рекомендациями», Старк сдался и пошел навстречу начальнику отдела военного планирования. Теперь ОНИ превратился в обычную библиотеку, наполненную необычными, секретными документами. Но если работа по сбору и систематизации информации отделяется от ее анализа, от задач по определению ее назначения, теряется фундаментальный мотив, разрушается важнейший принцип обработки информации. Теперь все свои выводы ОНИ должен был представлять адмиралу Тернеру, который через призму своих знаний и убеждений ее оценивал и принимал решение о том, ляжет ли она на стол к вышестоящим начальникам, к людям, ответственным за принятие решений. Он, военно-морской офицер, не имевший ни специального образования, ни опыта работы с данными разведки, ни элементарно времени для ее обработки, превратился в своеобразного брокера, играющего с секретной информацией, ложащейся на стол к высшим руководителям государства. Передача функций ОНИ и самого отдела под начало Тернера далеко не единичный и не самый плачевный факт в истории американского «разведывательного сообщества». То, что какая-либо согласованность в деятельности военной и военно-морской разведки отсутствовала, мы говорили не единожды. В то же время объем информации, прежде всего перехваченной по средствам КОМИНТ, рос лавинообразно. Первоначально СИС и морское министерства занимались перехватом «фиолетовых» сообщений параллельно, однако к концу 1940 г. стало ясно, что такой подход неэффективен. Было решено разделить обязанности: теперь по нечетным дням «фиолетовым кодом» занималась военно-морская разведка, а по четным — армейская. Позже пошли дальше, перейдя к помесячному дежурству, при этом четные месяцы остались за армией. Разделение функций явилось одним из немногих «светлых» моментов в организации деятельности служб радиоперехвата.
            «Фиолетовые» каблограммы после их расшифровки вообще никем не анализировались! Каждый день новые перехваченные и расшифрованные сообщения доставлялись в кабинет полковника Р. Браттона (начальник дальневосточного отдела военной разведки), он обрабатывал поступивший материал и сортировал его. Интересные, по его мнению, документы он оставлял, а остальные сжигал. Вот так просто — сверхсекретные документы анализировал один человек, причем бегло, наискосок — у него просто не было времени их внимательно читать. Полковнику еще предстояло снять копии и доставить их вышестоящим начальникам. Далее с отобранного материала он снимал по одной копии для каждого адресата, клал ее в специальную папку. Сформировав таким образом несколько папок, Браттон клал их в кожаный портфель и начинал свой утренний марафон — доставку сверхсекретной почты. На следующий день, разнося новую порцию сверхсекретной почты, он забирал документы, оставленные в предыдущий день. Задержать материалы или оставить их себе не мог ни министр, ни сам президент — такова цена секретности. Закончив обход, полковник приходил в свой кабинет и уничтожал все копии, сохранялся лишь оригинал, который и отправлялся в архив. Все! Больше никакой работы с «фиолетовыми » не производилось, их никто не читал, не систематизировал, не сверял с другими источниками.
           В военно-морском министерстве, кстати, ответственном за доставку «фиолетовых» каблограмм президенту, ситуация была не лучше. Расшифровкой «Магии» занимались Отделение перевода и Криптографический отдел, структурно входившие в Отдел средств связи штаба ВМС. Секретность, которая окружала все, что было связанно с шифрами и в особенности с шифровальной машиной, фактически сводила на нет возможности для анализа информации. Криптографический отдел был практически не связан с ОНИ, «фиолетовые » данные никак не сопоставлялись с данными радиоперехватов военно-морского кода и данными анализа перемещений японского флота. Во всех Соединенных Штатах неограниченный доступ к дипломатическим и военным радиоперехватам имели всего 36 человек (в основном высшее военное и политическое руководство). То есть вести нормальную систематизацию, корреляцию и анализ всех поступающих данных было просто некому. Вот и получалось, что за огромными и красивыми деревьями американцы леса не видели.
             В подобных условиях далеко не все документы читались, не говоря уже о переводе, лингвистов катастрофически не хватало. Тем не менее информации было более чем достаточно, чтобы администрация Рузвельта находилась в курсе всех основных внешнеполитических решений имперского правительства и примерно за 6 месяцев до начала военных действий смогла предсказать их. Однако кризисные явления, существовавшие в организации и системе американских разведывательных органов, наложили определенный отпечаток и на этот важнейший источник информации. «Данные чего только не касались. Никто не был ответственен за систематическое изучение всего поступающего материалу. Адресаты читали предназначенную им часть перехватов, и затем документы уходили и перемешивались, чтобы никогда не быть извлеченными обратно. Практически не было возможности свести эти отдельные кусочки информации в единое целое или сопоставить с данными, полученными из других источников. Несмотря на то, что техническая сторона радиоперехватов, взлом “фиолетового’' были проделаны гениально, аналитическая часть работы была разрушена дезорганизацией». В итоге американские руководители, в том числе и президент Рузвельт, превратились в квазианалитиков, которым было необходимо на основании далеко не полных данных, в условиях отсутствия специального образования и навыков, зачастую не понимая технических деталей, принимать решения по сложнейшим вопросам, основываясь на не полной разведывательной информации. Подобная порочная система и не могла дать нормальных результатов. Неудивительно, что ни разу в жизни (до 7 декабря 1941 г.) не читавший «фиолетовых » депеш Киммель на Гавайях и имевший к ним прямой доступ Макартур на Филиппинах — оба проспали японское нападение. Только адмирал был с позором изгнан из флота и осужден, а генерал, чья армия была уничтожена по его вине, стал героем Америки. Итак, каждый был на своем посту и делал свою работу, но знал лишь ту часть разведывательной информации, которая была у него под рукой. В итоге никто не имел представления о картине в целом. Президент ежедневно читал японскую дипломатическую переписку, а вот про данные анализа перемещений Императорского флота понятия не имел. В итоге заслуженный результат — отсутствие прямых данных о японском нападении.

создание интернет сайта - Студия Триас